Народный писатель Азербайджана Натиг Расулзаде: Стараюсь оставить после себя нетленки, что будут читаться и перечитываться

Натиг Расулзаде – писатель, без которого невозможно представить современную азербайджанскую литературу. Писатель, который пишет от души и для души. Его новые книги никогда не остаются незамеченными, а что нового готовит Натиг Расулзаде на этот раз, он рассказал в интервью «Москва-Баку».

- Натиг муаллим, этот год стал особенным для вас и ваших поклонников. Прежде всего, вы отпраздновали юбилей. Что считаете своим главным подарком судьбы?

- Юбилеи юбилеями, они случаются, и это не наша заслуга, то есть доля нашей заслуги есть – вот ты дожил, молодец. Но особенным этот год был для меня по другой, главной причине: президент Азербайджана Ильхам Алиев удостоил меня самого высокого почетного звания в республике – звания Народного писателя. Можно сказать, что я всю свою творческую жизнь шел к этому, много работал, мало отдыхал и в итоге постепенно понятие отдыха из моего лексикона исчезло (смеется - Авт.). Но это не означает, что я трудоголик. Не люблю трудоголиков, у которых вся жизнь сводится к одной только работе. Это суживает обширные возможности жизни, а я наоборот, стараюсь все время их расширять, насколько это возможно.

- Для поклонников главный подарок от вас - это выход новой книги. Над чем сейчас работаете?

- Я недавно закончил документально-художественный сценарий о двух выдающихся азербайджанских архитекторах: Микаиле Усейнове и Садыхе Дадашеве. Сейчас заканчивается монтажный период и скоро, надеюсь, состоится презентация фильма. Кстати, готовится проект памятника этим замечательным архитекторам - авторам самых знаменитых зданий в нашем городе и не только в Баку. Садых Дадашев умер молодым, а Микаил Усейнов пережил своего друга и соавтор на целую жизнь, и стал первым и на то время единственным архитектором в Советском Союзе, удостоенным самой высокой награды страны – звезды Героя Социалистического труда.

Над чем я еще работаю? Не люблю говорить заранее конкретно и твердо, пока работа не закончена. Сомнения в процессе работы терзают меня с завидным постоянством, одно могу сказать: это будет некая мозаика характеров моих сограждан, бакинцев, рядом с которыми я живу долгие годы и характеры которых, как мне кажется, хорошо изучил. В основе сюжета будут представлены образы четырех друзей детства, которые избрали разные пути в жизни, разъединившие их навсегда, но порой они пересекаются и по не очень приятным поводам: кто-то хочет до конца продолжить свой избранный правильный путь и следует ему, а кто-то хочет окунуться в негативные, опасные так сказать, темные воды жизни в поисках быстрого обогащения. Как и в жизни. Но детство, проведенное вместе, это как стержень, как особое время, не стирающееся из памяти, а, наоборот, с годами все более крепнущее. Оно связывает их почти кровными узами, и каждый из них спешит на помощь другу в тяжелые дни.

- Театралов не порадуете? Ваша последняя работа в Русском драмтеатре - «Меме» имела огромный успех...

- У меня за долгие годы накопилось множество заготовок, иные довольно сырые материалы, требующие еще более пристального внимания прежде, чем станут настоящим законченным произведением, другие идеи подробно расписанные с сюжетными линиями и прочее… Все откладывалось до лучших времен, новые мысли и работы отодвигали их в сторону, и я все еще не знаю, когда эти лучшие времена настанут. Но и в этих накопившихся материалах слишком мало именно таких, которые ложатся на жанр пьесы. Это или явная проза, малая или большая, или сценарии художественных фильмов. Но правда и то, что любой материал, куда бы он органично не ложился, в руках профессионала может быть любым другим. То есть, из повести можно сделать пьесу, из сценария роман. Как только появится материал, органично и естественно ложащийся в первую очередь в форму пьесы, я не премину этим воспользоваться. Потому что театр я люблю, и вижу огромные возможности сцены, которых нет в других жанрах литературы.

- Читая отзывы о вашем творчестве в Интернете, обратила внимание, что многие читатели ностальгируют по вашим ранним творениям. Догадываетесь, что их больше всего трогает?

- Судя по тому, что меня до сих пор достают письмами и звонками, а случается, что и на улице подходят, то все спрашивают, где можно купить «Всадник в ночи»? Эта книга была издана в Баку и Москве, а впоследствии переведена на европейские языки почти сорок лет назад. Больше эта книга не переиздавалась, и слава Богу… В Интернете ее тоже нет, тогда у нас попросту его не было, а вставлять позже я не видел смысла. Потому что для своего времени это был взрыв бомбы, смелый, но чисто социальный взрыв, и он в каком-то смысле остался в своем времени. Я не обращаю внимания на эти «доставания», но порой хочется сказать моему читателю, что же ты зациклился на этой вещи, ведь после этой книги я написал сотни новых и гораздо более зрелых и интересных произведений…

Но есть, по моему мнению, и взгляд читающей и ценящей настоящую литературу публики произведения «нетленки». Они проверены временем и читательской любовью, которая не ослабевает по отношению к таким произведениям - это «Про ослика, ослика», «Бартоломео», «Вор», «Брат», «Ловушка» и другие. Насчет рассказа «Про ослика» могу сказать, что его включали в учебники не помню уже каких классов, а наш замечательный, выдающийся писатель Чингиз Абдуллаев много лет назад, прочитав этот рассказ, среди ночи позвонил, я, конечно, уже «дрыхнул» без задних ног, и сказал моей дочери: «Передай папе, что он гений». Приятно. Ну, гений, не гений - время покажет. Надеюсь, еще многое впереди, по крайней мере, хотелось бы…

- «Про ослика, ослика» - это рассказ, покоривший всех и вся. Как вы сами объясните огромную всенародную любовь к этому произведению?

- Видимо, оттого всем он нравится, что это, прежде всего пронзительный рассказ про одиночество, человеческое равнодушие, апатию души, каким нельзя быть в этой жизни. И дело тут не только и не столько в главном персонаже произведения, не в ослике. Это обобщенный образ одиноких и покинутых. Это могут быть родители в доме престарелых, которых забыли дети, это могут быть изгои общества, страстно желающие вернуться и жить среди людей, но их не принимают. Это могут быть беспризорные дети на улицах, скатывающиеся в безнадежное будущее на глазах у всех. Все в этой жизни могут быть покинутыми, как бедный ослик, как несчастный Бортоломео, только познавший любовь и не испугавшийся ее громадности и всеобъятности и несмотря ни на что, веривший, что она придет, как приходит весна и будит тебя к жизни.

- Про ваш роман «Гольфстрим» многие писали, что он не имеет аналогов в мировой литературе...

- Ну, не знаю, трудно уследить за всей мировой литературой, но жанр и построение романа необычные, я назвал его «роман-кардиограмма». Написана книга сродни кардиограмме человека, который ко всему, что его окружает относится с сердцем. Он все принимает близко к сердцу и потому эта кардиограмма неровная, тревожная, как трепетно бьющееся больное сердце, и зубчики кардиограммы скачут вверх-вниз, изображая то штиль, то шторм в человеческой жизни. И в самом, кажущемся на первый взгляд, спокойствии притаилось взрывное опасное беспокойство, готовое положить конец всему, чем живет главный герой романа.

- Ваши книги полны парадоксальных идей, которые надолго запоминаются. Одну из них, кажется, из цикла рассказов «Хрен знает что!» я вычитала много лет назад, но помню до сих пор: «Чтобы жить хорошо, надо жить немножко плохо». И что поразительно – любую парадоксальную мысль вы убедительно доказываете, так что невольно этому веришь…

- Это нетрудно. Дело в том, чтобы спокойно подойти к финалу жизни, а финал неизбежен, не следует погрязать в роскоши и комфорте, потому что тогда трудно будет покинуть эту жизнь. А покидать надо. Поэтому надо и о душе подумать. С чем ты предстанешь перед Ним? Как оправдаешься, отчитаешься за жизнь, которую Он тебе подарил? Как ты ее растратил? Что оставил после себя? Эти вопросы всегда, особенно в последние годы мучат и тревожат меня.

Да и в литературе, которой я посвятил всю свою жизнь, это одна из главных тем: пришел в этот мир, полюбил, ушел. Вот, пожалуй, три основные вехи, мимо которых не может пройти ни одно большое произведение искусства. Так что, стараюсь не проходить мимо. Стараюсь оставить после себя нетленки, что будут читаться и перечитываться. Многие из моих читателей перечитывают то, что было написано сорок, тридцать, двадцать лет назад. Так что, надеюсь… Чего и всем желаю: живите с надеждой и любовью.